– Нет, – сказал Магнус. – Я не хочу этого слышать.
– Что ж, очень плохо, – сказала Изабель. – Потому что это правда. Я имею в виду, ты не обязан идти, но…
Остальная часть предложения повисла в воздухе, но Магнус и так знал, о чем она говорила. Если он не приедет, Конклав заподозрит, что он помог Камилле сбежать, и этого он хотел меньше всего. Мариза будет в ярости, что осложнит его отношения с Алеком еще больше. И все же…
– Она сбежала? – спросил Алек. – Никто еще не сбегал из Святилища.
– Ну, – сказала Изабель, – теперь кое‑кто сделал это.
Алек сполз ниже на своем стуле.
– Иди, – сказал он. – Это экстренный случай. Просто иди. Мы можем поговорить позже.
– Магнус… – сказала Изабель с сожалением, но в ее голосе была безошибочная срочность.
– Отлично, – Магнус поднялся. – Но, – добавил он, останавливаясь возле стула Алека и наклоняясь ближе к нему, – ты не банален.
Алек покраснел.
– Если ты так считаешь, – пробормотал он.
– Я так считаю, – сказал Магнус, а затем развернулся и последовал за Изабель к выходу.
Снаружи, на опустевшей улице, Саймон прислонился к стене ««Завода»», к обвитому плющом кирпичу и уставился в небо. Огни моста затмили свет звезд, так что все, что он увидел, это полотно черного вельвета. С внезапной яростью он пожелал, чтобы мог вдохнуть прохладный воздух и очистить разум, чтобы мог почувствовать его на лице, коже. На нем была лишь тонкая рубашка, и все же. Он не мог дрожать, и даже воспоминание об этом, казалось, понемногу уходило из его памяти с каждым днем, ускользая, как память о другой жизни.
– Саймон?
Он замер, где стоял. Этот голос, слабый и знакомый, повис, как нить в прохладном воздухе. «Улыбнись». Это было последнее, что она сказала ему.
Но это невозможно. Она была мертва.
– Не взглянешь на меня, Саймон? – ее голос был таким же тихим, как всегда, почти как дыхание. – Я здесь.
Страх сковал ему позвоночник. Он открыл глаза и медленно повернул голову.
Марин стояла в круге света от фонаря на углу бульвара Вернон. На ней было девственно‑белое длинное платье. Ее прямые волосы спадали на плечи, сияя желтым в уличном свете. В них все еще было немного грязи. На ее ногах были маленькие белые шлепки. Ее лицо было мертвенно‑белым, на скулах были круги румян, а губы накрашены темно‑розовым, будто это сделали при помощи фломастера.
Колени Саймона задрожали. Он сполз по стене, к которой прислонялся, пока не оказался на земле, поджав ноги. Его голова готова была взорваться.
Марин слабо по‑девичьи рассмеялась и вышла из круга света. Она подошла к нему и взглянула вниз; ее лицо выражало забаву и удовлетворение.
– Я думала, ты удивишься, – сказала она.
– Ты вампир, – сказал Саймон. – Но… как? Я не делал этого с тобой. Я знаю, что не делал.
Марин покачала головой.
– Это был не ты. Но это было из‑за тебя. Они сочли меня твоей девушкой, понимаешь. Они вытащили меня из моей спальни ночью, а затем продержали в клетке весь день. Они сказали мне не беспокоиться, потому что ты придешь за мной. Но ты не пришел. Ты не пришел.
– Я не знал, – голос Саймона надломился. – Я бы пришел, если знал.
Марин смахнула свои светлые волосы назад жестом, который внезапно болезненно напомнил Саймону о Камилле.
– Неважно, – сказала она своим тихим девчачьим голосом. – Когда солнце село, они сказали мне, что я могу выбрать – умереть или жить такой. Вампиршей.
– И ты выбрала это?
– Я не хотела умирать, – выдохнула она. – А теперь я буду красивой и вечно молодой. Я могу всю ночь гулять, и мне не нужно возвращаться домой. И она заботится обо мне.
– О ком ты говоришь? Кто она? Ты имеешь в виду Камиллу? Слушай, Марин, она безумна. Тебе не следует ее слушать. – Саймон поднялся на ноги. – Я могу найти тебе помощь. Найти место, где ты сможешь оставаться. Научить тебя быть вампиром…
– О, Саймон, – она улыбнулась и ее маленькие белые зубки стали явно видны. – Я не думаю, что ты умеешь быть вампиром. Ты не хотел укусить меня, но сделал это. Я помню. Твои глаза стали черными, как у акулы, и ты укусил меня.
– Мне так жаль. Если ты позволишь мне помочь тебе…
– Ты можешь пойти со мной, – сказала она. – Это помогло бы мне.
– Пойти с тобой куда?
Марин оглядела пустую улицу. В своем тонком белом платье она была похожа на привидение. Ветер колыхал его вокруг ее тела, но она явно не ощущала холода.
– Тебя выбрали, – сказала она. – Потому что ты Светоч. Те, кто сделали это со мной, хотят тебя. Но они знают, что теперь у тебя есть Метка. Они не могут добраться до тебя, пока ты не выберешь этого сам. Поэтому я здесь в качестве их посыльного.
Она склонила голову набок, как птица.
– Я, может, и не из тех, кто тебе важен, – сказала она, – но в следующий раз это будут они. Они будут подбираться к людям, которых ты любишь, пока никого не останется, так что ты можешь просто пойти со мной и узнать, чего они хотят.
– Ты знаешь? – спросил Саймон. – Ты знаешь, чего они хотят?
Она помотала головой. Она была такой бледной под светом фонаря, что казалась прозрачной, словно Саймон мог видеть сквозь нее. Как, он полагал, он обычно и делал.
– Это важно? – спросила она и протянула руку.
– Нет, – сказал он. – Нет, полагаю, не важно.
И он взял ее руку.
Глава шестнадцатая
Ангелы Нью‑Йорка
– Мы на месте, – сказала Марин Саймону.
Она остановилась посреди мостовой и смотрела на массивное каменно‑стеклянное здание, которое выросло перед ними. Оно явно было сконструировано так, чтобы выглядеть, как один из роскошных комплексов, построенных в Манхэттене в Верхнем Ист‑Сайде до Второй мировой войны, но современные детали выдавали его – высокие окна, медные крыши, не тронутые ржавчиной, баннеры, висящие вдоль здания и обещающие «Роскошные квартиры от 750 000$». Очевидно, приобретение одной из них включает пользование садом на крыше, фитнес‑центром, теплым бассейном и круглосуточное обслуживание портье, начиная с декабря. Сейчас здание все еще строилось, и таблички «Не входить: Частная собственность» были прикреплены к строительным лесам, которые окружали здание.