Он тогда был худее, плечи более узкими. Теперь его оплетали мускулы, и держаться за него было так, словно держаться за что‑то твердое, гранитную колонну посреди пыльной бури в пустыне. Она вцепилась в него и услышала биение его сердца напротив ее уха, когда его руки гладили ее волосы раз за разом, успокаивающие и… родные.
– Майя… все в порядке…
Она подняла голову и прижалась к его губам своими. Он так изменился, но ощущения от его поцелуя были теми же, его губы все так же нежны. Он замер на секунду от удивления, а затем прижал ее к себе, его руки медленно рисовали круги на ее обнаженной спине. Она вспомнила, как они поцеловались в первый раз. Она протянула ему свои серьги, чтобы положить их в бардачок его машины, и его руки так тряслись, что он уронил их, а затем извинялся и извинялся, пока она не поцеловала его, чтобы заткнуть. Она подумала, что он был самым милым из всех, кого она знала.
А затем его укусили, и все изменилось.
Она отстранилась, ошеломленная, тяжело дыша. Он моментально ее отпустил; он уставился на нее, открыв рот, и в глазах читался шок. За его спиной сквозь окно она видела город – она почти ожидала, что его сравняло с землей, а за окном выжженная пустыня – но все было по‑прежнему. Ничего не изменилось. Огни загорались и гасли в здании через дорогу; она слышала тихий шум трафика внизу.
– Нужно идти, – сказала она. – Нужно поискать остальных.
– Майя, – сказал он. – Почему ты поцеловала меня?
– Я не знаю, – сказала она. – Думаешь, стоит попробовать вызвать лифты?
– Майя…
– Я не знаю, Джордан, – сказала она. – Я не знаю, зачем поцеловала тебя, и не знаю, собираюсь ли делать это еще, но я знаю, что я вне себя и обеспокоена за друзей, и хочу убраться отсюда. Хорошо?
Он кивнул. Судя по его выражению, он хотел сказать миллион вещей, но решил не говорить, за что она была благодарна. Он провел рукой по своим взъерошенным волосам, покрытым белым от осыпавшейся штукатурки, и кивнул.
– Хорошо.
Молчание. Джейс все еще прислонялся к двери, только теперь он прижался к ней лбом, закрыв глаза. Клэри подумала, знал ли он, что она была в комнате вместе с ним. Она шагнула вперед, но прежде чем она могла сказать что‑то, он распахнул двери и вышел на террасу.
Она секунду постояла, глядя на него. Она, конечно, могла вызвать лифт, спуститься вниз, подождать Конклав в вестибюле с остальными. Если Джейс не хотел говорить, ну и ладно. Она не могла заставить его. Если Алек был прав, и он наказывал себя, ей просто придется подождать, пока это пройдет.
Она повернулась к лифту – и замерла. Маленький огонек гнева лизнул ее душу, отчего ее глаза зажгло. Нет, подумала она. Она не обязана была позволять ему вести себя так. Может, он мог так поступать с остальными, но не с ней. Он должен был ей больше, чем это. Они оба были должны друг другу больше.
Она развернулась и пошла к дверям. Ее лодыжка все еще болела, но иратце, которые сделал ей Алек, работали. Большая часть боли в ее теле стала глуше и менее заметна. Она дотянулась до дверей и распахнула их, выходя на крышу, поморщившись, когда ее босые ноги опустились на ледяную плитку.
Она тут же увидела Джейса; он опустился на колени возле ступенек на плитку, запачканную кровью и блестящую от соли. Он поднялся, когда она подошла, и повернулся, что‑то сияющее было в его руке.
Кольцо Моргенштернов на цепочке.
Поднялся ветер; он развивал его темно‑золотистые волосы по лицу. Он убрал их нетерпеливо и сказал:
– Я только вспомнил, что мы бросили его здесь.
Его голос звучал на удивление нормальным.
– Ты поэтому хотел остаться здесь? – сказала Клэри. – Чтобы забрать его.
Он повернул ладонь, отчего цепочка повисла, а его пальцы сомкнулись вокруг кольца.
– Я привязан к нему. Это глупо, я знаю.
– Ты мог бы сказать, или Алек мог бы остаться…
– Я не один из вас, – сказал он внезапно. – После того, что я сделал, я не заслуживаю иратце, лечения, объятий, утешений или еще чего‑то, что мои друзья считают необходимым. Я лучше останусь здесь с ним, – он указал подбородком туда, где в открытом гробу лежало неподвижное тело Себастьяна на каменном пьедестале. – И я, безусловно, не заслуживаю тебя.
Клэри скрестила руки на груди.
– Ты когда‑нибудь думал, чего я заслуживаю? Что, может быть, я заслуживаю шанса поговорить с тобой о том, что произошло?
Он уставился на нее. Они были лишь в нескольких футах друг от друга, но их будто разделяла невообразимая пропасть.
– Я не понимаю, как ты вообще можешь смотреть на меня, не то чтобы разговаривать.
– Джейс, – сказала она. – То, что ты сделал – это был не ты.
Он помедлил. Небо было таким черным, а горящие окна ближайших небоскребов такими яркими, что они будто стояли в паутине из сияющих драгоценностей.
– Если это был не я, – сказал он, – тогда почему я помню все, что делал? Когда люди одержимы и они выходят из этого состояния, они не помнят, что делали, когда ими командовал демон. Но я помню все. – Он резко отвернулся и отошел к саду. Она пошла за ним, радуясь тому, что так их с телом Себастьяна разделяло большее расстояние, и оно было скрыто от взгляда изгородью.
– Джейс! – позвала она, и он повернулся, прислоняясь спиной к стене. Позади него полный город электричества освещал ночь, как башни демонов в Аликанте. – Ты помнишь, потому что она так хотела, – сказала Клэри, догоняя его и немного запыхавшись. – Она сделала это, чтобы помучить тебя, и чтобы заставить Саймона сделать то, что она хотела. Она хотела, чтобы ты видел, как ранишь людей, которых любишь.
– Я смотрел, – сказал он глухим голосом. – Будто часть меня была на расстоянии, наблюдая и крича на самого себя, чтобы я прекратил. Но остальная часть меня была вполне довольна, словно я поступал правильно. Словно я только это и мог делать. Интересно, не так ли себя чувствовал Валентин, когда творил то, что творил. Будто так поступать правильно. – Он отвернулся. – Я не могу это выдержать, – сказал он. – Ты не должна быть здесь со мной. Тебе лучше уйти.